ЮМОРИНА НА УДАЛЕНКЕ. Библиотека-филиал №2 им. К. Г. Паустовского. Первоапрельский цикл публикаций " Ни дня без Паустовского". Пародия по К.Г. Паустовскому.

ЮМОРИНА НА УДАЛЕНКЕ.
Библиотека-филиал №2 им. К. Г. Паустовского. Первоапрельский цикл публикаций " Ни дня без Паустовского". Пародия по К.Г. Паустовскому. Авторы Б. Сарнов, Л. Лазарев, С. Рассадин, ЛГ, 1 января 1961 г. (Журнал Мир Паустовского № 7-8, 1996 г). Шарж на К.Г. Паустовского из книги Laszlo Dalos Pausztovskij vilaga, Budapest, Eurypa, 1979. Второе фото.

Иосиф Игин. К. Паустовский. Шарж. По картине Перова «Рыболов». Альбом «Музей друзей». 1962.
Бумага, тушь, белила, аппликация. ГЛМ.
Эпиграмма М.А. Светлова: «Он с удочкой стоит неутомимо, Он знает, в чём задача рыболова - Чтоб не ленивой тушею налима, А рыбкой золотой сверкнуло слово. МСветлов». На берегу озера с предметами письменного прибора, стоит Пуастовский на полусогнутых ногах. Третье фото.

Д.А. Гранин "Чужой дневник"-отрывок.
"...Рейс начинался с Одессы. Мы приехали в Одессу. Паустовский показал мне
свою Одессу. Корабль стоял в порту, теплоход "Победа", огромный океанский
лайнер, - он загружался, догружался, оформлялся, а мы бродили по городу.
Дворы, завешанные бельем, лавочки, подъезды, где сидели старики и старухи
и торговали длинными самодельными конфетами, пирогами, тапочками,
яблоками. Дом, где когда-то помещалась газета "Моряк". Там Паустовский
работал. Он изображал, как мальчишки-газетчики кричали: "Мрак"! Газета
"Мрак"!"
Крикливый Привоз, неслыханной красоты и мощи базары, одесский говор,
одесский юмор, кому это, как говорится, мешало? В то лето 1956 года
Паустовский еще мог показать свою Одессу, еще на рынке тощий инвалид в
тельняшке мог заставить купить велосипедный звонок, на который все будут
заглядываться!..."

"...Паустовский совмещался со своими книгами легко, но неполно. В Одессе и
потом на "Победе" открылось искусство устных его рассказов. Они были
несхожи с его письменными. Два разных рассказчика. В устных начисто
отсутствовала приподнятость. Когда он рассказывал хрипловатым своим,
надтреснутым голосом, кругом улыбались, посмеивались. В палубных его
рассказах царил юмор, которого почти не было в книгах. Десятки смешных
историй об Аркадии Гайдаре, о Фраермане, Багрицком, Бабеле и Булгакове.
Законченные новеллы, вроде старинных итальянских "Фацетий". Записать их
трудно, смешное исчезает, но все равно следовало записать их, я
подозревал, что сам Константин Георгиевич их не записывает. Так и
оказалось. Думал, что неудобно, даже бестактно записывать рассказы
писателя. Все равно что заниматься плагиатом. Большая часть этих рассказов
пропала. Мешало, что кроме меня кругом сидели и слушали Константина
Георгиевича другие писатели. Они запишут. Другие запишут - это всегда
успокаивало, избавляло от необходимости самому... И так всю дорогу.
Хотелось жить, не хотелось отрывать от жизни хотя бы полчаса, чтобы
записать прожитое. Один рассказ я почему-то запомнил лучше других. Как
Аркадий Гайдар остановился в Москве перед гербом какого-то посольства,
долго рассматривал его, потом стал допытываться у дежурного милиционера,
что это за страна, чей герб. Милиционеру любопытство это показалось
подозрительным, и, так как Гайдар настаивал, приехала машина и его забрали
куда следует. Там долго выясняли его личность. Наконец выпустили. Но он не
желал уходить, пока ему не скажут, что это за посольство.
Сам Паустовский не смеялся, а посмеивался, тихо, отстраненно, и над
собою, и над Гайдаром, и отчасти над нами. Слушать его истории было
захватывающе интересно, они отличались сюжетом и домашностью, уютом,
рассчитанным на пять, шесть человек, не больше. В его юморе не было желчи.
Это был юмор человека, умеющего видеть и отбирать смешное "из жизни"..."